Михаил Чижов

Ничего кроме личной, очень ограниченной в количестве одежды монаху не полагается. Никакой еды в келье, только в трапезной, только со всеми вместе, обычно без завтрака. Отбой в семь вечера. В полночь «полунощница» — богослужение в цер­кви, после нее проповедь. Возвращение в кельи и еще сорок поклонов. В пять утра молитва, а потом рабочий день — монахи кормятся результатами своего труда, монастыри — образец на­турального хозяйства. Обед в 12 часов, и вновь работа.

На Валааме большая молочная ферма, конюшня, а недав­но, при новом игумене, завели кур. Руками монахов строились храмы, скиты, дороги, создавались производства кирпича, кож, свечей. Вблизи парадной лестницы, ведущей к главному храму обители — Спасо-Преображенскому собору, разбит яблоневый сад. Плодоносящие яблони, исключительная редкость для этих северных широт, растут на привозной с материка земле. Мест­ные островитяне говорят, что монахи и арбузы выращивали. Что ж, вдумчивость и дисциплина — всему порука.

Целомудрие, безбрачие. На Валааме древняя аскетическая традиция старчества: новоначальными иноками руководят стар­цы, которые открывают им помыслы и душевные чаяния, что­бы преодолеть своеволие и гордость.

Самым тяжелым был третий постулат — смирение, послу­шание. Это тот случай, когда сегодня у тебя задача выкопать яму, а завтра закопать, не произведя с ямой никаких действий. И никаких обсуждений. Советы об улучшении труда, его усло­вий рассматриваются как нарушение устава. Телесное и душев­ное безмолвие — так характеризуется результат этой заповеди. «Кузьмич сказал: "Закапывай"»,— так шутили студенты 60-х годов в стройотрядах, выполняя заведомо бессмысленную ра­боту.

Первые две заповеди показались Степнину несложными, достижимыми, но вот третья расходилась с наследственными особенностями его характера. Покорная монотонность, убиваю­щая творческую изюминку. Что может быть ужаснее? Нет, не все безоглядно можно принять разумным и верным в наставле­ниях древних родоначальников монашества. Веяло какой-то не­завершенной ущербностью. Хотя и в этом была видна многове­ковая мудрость, учитывающая опыт прежних поколений: свое­волие приводит к расшатыванию дисциплины, без которой любая человеческая общность разваливается. Пусть не совсем совер­шенное, но свое, а железная преемственность — гарантия со­хранности созданного на века. По этому принципу строились отношения в СССР, отход от них — открытие границ — у нас перед глазами: свое разрушено, ценное в новом грунте не при­живается, а дурное — пожалуйста. Наркомания, сексомания, бандитизм. Да и лишенный гумуса грунт плодородной почвой никогда не станет. На месте пепелищ или разрушенных домов лучше всего растет крапива, лопух, чертополох. Из этих при­родных и социальных наблюдений монахи и исходили. На тер­ритории же России дважды за столетие забывались эти про­стые истины.