Михаил Чижов

— А что с твоей матерью? — глухо спросил Алексей, от­вернувшись от деда.

— Ей жить осталось месяца два,— спокойно ответил Васильевич,— рак пищевода. Врачи говорят, что до Нового года не доживет.

Вот теперь Алексею стала ясна вся хитрость их линии пове­дения. Они боялись, что жена Ивана Федоровича умрет раньше его, а он, пережив ее, может изменить завещание. Алексею не­ожиданно подумалось: «Уж не провоцируют ли они тестя на психушку, заставляя выпивать какой-то бурды. Всякое бывает...»

За неделю Павлов договорился с пансионатом в Городце о том, чтобы поместить туда тестя. Главное условие: пенсия па­циента полностью переходит в распоряжение пансионата. Пав­лов надеялся уговорить Васильевича, чтобы поместить деда на лечение, тем более что за Марией Григорьевной требовался уход. Но он опять отказался.

— Давай я буду платить половину? — предложил Павлов.

— Не надо,— жестко обронил приемный сын тестя.
Далее события покатились лавиной.

Однажды под вечер Алексею вновь позвонили. Мария Гри­горьевна слабым голосом попросила его приехать к ним, чтобы составить завещание:

— Мы вызвали на дом нотариуса.

— Разве такое возможно? — наивно спросил Павлов.

— Да, можно, если оба завещателя больны и не могут вы­ ходить из квартиры.

За окном лил холодный октябрьский дождь. С тяжелым ощу­щением, что им ловко манипулируют, Алексей вышел из дома, раскрыл зонт и окунулся в почти кромешную тьму, сразу же попав ногой в лужу возле дома. «Ах, черт возьми, — выругался он и повторял себе раз за разом: — Соберись, соберись».

В полутемной, давно непроветриваемой комнате, пахнущей лекарствами и затхлым теплом человеческих тел, копошился Васильевич. На постелях лежали его мать и дед.

— Ты посиди, а я съезжу за нотариусом. Такое условие,— добавил он многозначительно и вышел.

— Не встаю уже более. Болит грудь. Есть не хочется,— дрожащим, прерывающимся голосом говорила Мария Григорь­евна.

Действительно, за два месяца, в течение которых Алексей был с ней знаком, она сильно похудела. Он слишком хорошо изучил приметы этой неизлечимой до сих пор болезни, назва­ние которой внушает ужас и парализует волю человека. Алек­сей, конечно, не ведал о той степени осведомленности, к кото­рой его допустили, но вид больной не позволял усомниться в близкой кончине. Тем не менее, он говорил всякие успокаиваю­щие слова, пытаясь выглядеть как можно убедительнее.

Пришла бесформенно-грузная женщина. Нотариус. Удиви­тельно буднично и спокойно прошел процесс составления заве­щания. Было два «прокола». Васильевич споткнулся, отвечая на вопрос «Не даете ли наркотики для лечения больной матери?». Да еще дед забыл имя своего внука.

— А часто вас вызывают вот так, на дом? — спросил нота­риуса Павлов.