Остальные после столь решительного начала замерли, потеряв дар речи. Они тотчас признали прокурорского «водилу» и поняли в чем дело. Дядя Витя крепко стиснул в своих огромных кулачищах оттопыренные уши Вована и поднял его, согнутого крючком, над землей.
-Щас я выпрямлю тебя, прыщ! – спокойно, чеканя каждое слово, сказал шофер. – Щас я покажу тебе Москву и Париж вместе с Лондоном.
-Пусти, больно, - заверещал Вован, и слезы от нестерпимой боли хлынули из глаз.
-Больно и бьют! - наставительно, словно учитель в классе, ответил шофер. – Понял за что?
Вован молчал, не желая признаний в слабости перед друзьями, но уши жгло каленым железом, а натянутая до предела кожа лица готова была лопнуть на остром подбородке, глаза налились кровью, а по голове затюкали тяжелые молотки. Упрямая, нестерпимая боль и липкий страх за оторванные уши заставили застонать и признаться:
-Понял.
Витя опустил его на землю, но за уши продолжал держать.
-Вот, что, друг мой любезный. Два условия: никому ни слова о воспитательной беседе и, чтобы Верочку ни пальцем, ни словом не трогали. Понятно? Ребра переломаю!
-Понятно, - прошептал Вован.
-Громче и все разом! Ну?!
Пацаны не заставили себя ждать.
-Вот, так-то лучше, - и шофер Витя, ехидно улыбаясь, спокойно удалился…
-Всё в наилучшем цвете, - бодро отрапортовал наутро шофер Верочке.
-Спасибо, дядя Витя, - лучисто улыбнулась Верочка.
«Эх, коза с косой, дашь ты мужикам жару», - подумал восхищенный Витя и включил зажигание…
Через полгода карточный домик счастья рухнул. Отец то ли не взял «отпускные» по какому-то уголовному и громкому делу, то ли перекрыл кому-то финансовый ручеек, да только, возвращаясь один (Витя был в отпуске) за рулем своей черной-пречерной «Волги» из командировки в областной центр, случилась страшная авария. На него наехал грузовик. Или он на грузовик. Говорили, что он якобы заснул за рулем от усталости и монотонности движения и, что у него ещё до столкновения остановилось сердце. И это в 35 лет? Разное говорили, да так гладко, будто по чьему-то заказу, когда один слух бодро сменяет другой, третий, чтобы скрыть правду.
Да, был прокурор и исчез, словно вовсе и не бывало. Виновных не нашли: грузовик и водитель его канули в воду. Да и были ли они? Остались на обочине дороги лишь искореженная, сгоревшая «Волга» и обугленные останки человека. У кого спрашивать? Пустынное шоссе молчит. Тихи и безмолвны бескрайние дали бывших колхозных, а ныне непаханых полей, окаймленных зубцами темно-зеленых елей на далеком горизонте.