- Ты плачешь? Поплачь, поплачь, чтобы не томить сердце. Я бы тоже поплакала, да слезы все высохли от жара. Вон и на улице стоит жара. Но ничего, скоро будет прохладно, скоро остыну. Не подарила я тебе ребеночка, опору и надежду на старость лет. Прости меня грешную. Машка тоже не принесет тебе внучонка. Ты не допускай, чтоб дом опустел: не для пустоты мы его строили. Женись на молоденькой, родит она тебе наследника, ты и воспрянешь. Мне ли не знать, какой ты горячий, да сильный. Да и что за возраст для мужчины в 55 лет? Не женись только на ровне, а то Машку загрызет, ей и так не сладко.
-Что ты, что ты, - протестовал Иван Андреевич, но Екатерина Францевна его перебила.
-Время, оно, не то лечит. Вот и меня скоро вылечит, и тебя потом. Ты слушай, не перебивай. Если не судьба тебе сойтись с молодушкой: выпиши кого-нибудь из своих деревенских родственников. Пусть они рожают детей. Я знаю, как ты любишь маленьких, как ты смотрел на них тайком от меня. Порадуй свое сердце. Будет, кому вспомнить нас сто лет спустя. Ох, как жжет сердце, - вскрикнула она, прервав свое же напутствие, - ох как душно. Открой окно, я хочу в последний раз вздохнуть свежего воздуха.
Андреич бросился к окну, завозился с непослушными шпингалетами. Руки дрожали, ставшие деревянными пальцы не сгибались. Когда он вернулся к своей ненаглядной Кате, она уже не дышала. Взвыл он раненным медведем, и рев этот разнесся по всему небольшому Гребешку.
Умерла его милая Катерина 17 июля 1930 года. Пусто стало в новом доме, тяжкой пустотой заполнилось и сердце, да так полно, что хоть вой. Тогда-то он впервые закашлял. С годами кашель стал чаще донимать Ивана Андреевича, но он мало обращал на него внимания, хотя интуитивно догадывался, что ждет его смерть от туберкулеза или еще какой-нибудь легочной немощи. Свинцовая пыль – это благо сомнительное…
Чтобы как-то убить ненавистное время, пристрастился Андреич ходить на крутой Гребешковский берег, с которого открывался захватывающий вид на Стрелку, на заволжские полого-равнинные дали, на строящийся мост через Оку. Его Андреич, не случайно считал разлучником с любимой Катерином, и наблюдал за строительством своего врага с ненавистью. Предполагаемый выезд с него должен быть выйти прямо под Гребешковскую гору, точнее, к Похвалинскому съезду, что огибал её. Всё, что творилось на стройке этого моста, проходило под воспаленным взглядом его глаз.
Сначала он желал этому строительству, так жестоко вмешавшемуся в его жизнь и погубившему жену, неудач. «Провалился бы он пропадом», - шептал он, при каждом очередном приближении к месту своих наблюдений. Постепенно размах стройки захватил его, он даже купил бинокль, чтобы лучше познать тонкости строительства. Сотни людей, увеличенные оптикой, копошились прямо у него под ногами. С огромных барж, снабженных паровыми молотами забивались стальные сваи одна к другой, без зазора. Откачивали из них воду и получались кессоны. Гигантские глыбы бутового камня с неповоротливых плоскодонок вываливали в эти кессоны и бетонировали. Бетон уплотнялся тысячами босых ног одетых в рванье рабочих. Строительство кипело весенним, проснувшимся после долгой спячки муравейником, хотя, на первый взгляд, возвратно-поступательные движения исполнителей казались бессмысленными, непродуманными, лишними. Но, несмотря на внешне суматошную картину стройки, очертания моста приобретали строгий законченный вид и прекрасные формы. И как иначе, ведь проектировал его знаменитый Щусев, тот самый, что строил мавзолей Ленину.